Моя понимать - Страница 55

Димка попытался было донести эту мысль до господина Шарля, но тут в разговоре промелькнула одна интересная мысль…

Товарищ Речник посетовал, что имущество — это хорошо, но вот что делать с самими врагами? Сидят в камерах, занимают место, на них тратятся деньги и еда, а в столице и без того нет хлеба…

В голове Димки щелкнуло. Нет хлеба. Нет товаров для обмена. Нет рабочих, чтобы делать товары.

— Делать их работать.

— Думали, — тут же подбил идею на взлете Речник, — каторжные работы сейчас не нужны, а вещи, сделанные неумелыми руками, да еще из-под кнута… За такие товары для обмена крестьяне не только хлеба не дадут, но еще и прогонят из деревни.

— Делать так, — Димка не хотел терять хорошую идею. Он изобразил удар кулаком по ладони, — Быть железо, ударить — стать нож.

— Штамп?

Димка успел уловить еле слышное «тррр» перед тем, как интуиция подставила перевод. Работает…

— Думал и об этом, — нет, положительно, Речник решил обламывать Димку по всем направлениям, — но реки у нас в столице нет. Да и налаживать производство…

— Река? — не понял Димка.

Зачем река?

— Ну а как поднимать штамп? Руками? Вода вращает колеса…

Димка вздохнул. Мир Свет уже не в первый раз говорил ему о том, что изобретать — дело непростое…

— Погодите… — внезапно оживился тролль, — Вода вращает колеса… Заключенные…

В глазах товарища Речника вращались огромные колеса, в которых, на манер белок, бежали заключенные.

— А что? Можно попробовать…

Так Димка стал начальником с длинным титулом и оказался в тюрьме, где отбирал заключенных, подходящих для его целей.

Одно дело — заниматься интригами и совсем другое — строить. Пусть рабочие и не рады такому «зашанхаиванию», но все-таки они — не таджикские гастарбайтеры и стоят перед выбором «работа или смерть». И пусть смерть — только вероятность, в конце концов, товарищ Речник собирается в ближайшее время устроить своим коллегам маленький тридцать седьмой год, после чего режим в отношении врагов революции смягчится и попавшие за длинный язык будут отпущены… До этого еще нужно дожить. Никакой гарантии, что завтра р-революционные товарищи Каменотес и Пивовар не захотят устроить показательную гекатомбу посреди площади.

«Простите, ребята, но со мной вам будет лучше»

Димка оглядел толпу. Приходится прикидываться тупым и злобным дикарем. Иначе работать не станет никто, а других рычагов воздействия, кроме внешности, у него нет.

Неожиданно Димка усмехнулся, вогнав в дрожь стоявших поблизости заключенных. Он подумал о том, что лет через сто будут рассказывать легенды о том, что в тюрьмах революции служили толпы зверообразных яггаев, которые заставляли работать до изнеможения несчастных заключенных, а падающих от усталости поедали живьем. И найдутся свидетели, которые видели все это собственными глазами.

— Моя нужна человек работать делать круг делать зерно маленькая.

— Гражданин Хыгр хочет сказать, что ему нужен мастер мельничных колес.

Флоранс, которая напросилась быть секретарем и переводчиком новоиспеченного начальника, не очень понимала, что говорит Димка и если бы он не объяснил ей заранее — с привлечением рисунков — то сейчас, скорее всего, была бы немая сцена.

Толпа отшатнулась от невысокого зеленомордого.

— Твоя быть мастер?

Тот затравленно оглянулся, но помощи не увидел:

— Д-да… Я раньше делал мельничные колеса… Но я не понимаю, в чем мое преступление… Все их делали: и мой отец и мой дед и мастер Жильбер, тот, что жил на улице… Почему именно меня арестовали?

— Что твоя делать?

— Я ничего не делал!

— Гражданин Хыгр хочет спросить, за что вас арестовали?

— Ни за что!

— Хыррр!

— То есть, я хотел сказать… Ну нельзя же сажать людей в тюрьму за то, что им не нравится новая власть!

«Можно. Еще как можно… Смотря какая власть…»

— Твоя идти моя. Твоя работать.

— Но…

— Хыррр!

Зеленомордый с лицом приговоренного к казни зашагал к выходу.

* * *

— Товарищ Сталевар, вчера я нашел решение проблемы с войсками интервентов!

Товарищ Речник ходил туда-сюда по своему кабинету, нездорово возбужденный. Зомбик Сталевар меланхолично следил за ним глазами. Последнее время ему казалось, что товарищ Речник… как бы это помягче выразиться…

— Големы! — остановился тролль — Боевые големы!

Рехнулся.

Точно, рехнулся.

— вчера один изобретатель показал мне опытный экземпляр. Достаточно будет построить пару сотен таких — гигантов, закованных в броню — и любая армия противника бежит! Бежит в страхе!

Сталевара можно было понять: про ультиматум, истекающий через пять дней, он знал, а про иномировых шпионов и работающее в кабинете подслушивающее устройство — еще нет.

* * *

Темный трактир. Зал со сводчатыми потолками. Старые, изрезанные ножами, залитые вином столы.

У стойки нет трактирщика. В зале нет посетителей. Вернее, не так. В зале нет СЛУЧАЙНЫХ посетителей.

Два десятка человек. Хумансы, эльфы, гномы. Одетых в обычные городские одежды. Есть саламандр, есть гоблин, пара фавнов.

Но эти люди — не простые горожане.

В трактире «Старая подошва» собрались представители подполья. Последние защитники короля. Бывшие гвардейцы, бывшие дворяне.

Во главе стола сидит хуманс. Высокий, красивый, если бы не брезгливое выражение лица, которое ему придает узкий шрам, рассекший губу.

Генерал Лоран. Сеньор Лоран де Расин.

На самом деле генерал Лоран генералом не был. И к дворцовой гвардии отношения не имел. До революции Лоран был майором Первого гвардейского, и звание генерала ему присвоили общим голосованием членов контрреволюционной организации «Темное сердце». После того, как генерал Юбер был казнен.